Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга 2 - Страница 85

Русская интеллигенция не любила его. Видела в нем одного из своих могильщиков. Когда Сартр ради красивого жеста отказался от Нобелевской премии, один из московских интеллектуалов сказал:

— Сука! Если бы ему жрать было нечего, он бы взял.

К тому же в России Сартра знают плохо. Несмотря на флирт мэтра с Кремлем, его переводили мало и неохотно. И потому, что его произведения изобилуют грубыми натуралистическими сценами, и потому, что его литературное творчество всегда было образцом не скованного догмами свободного поиска, безостановочным бегом вперед — от собственных взглядов, от культурных ценностей, от почитаемых идеалов. Этот бег был, в сущности, многократно повторяющимся актом самосотворения. И самосожжения тоже.

Лучшая биография Сартра принадлежит Анани Коэн-Солель, родившейся в Алжире, защитившей докторат в Сорбонне, преподающей французскую литературу в Берлинском, Парижском и Иерусалимском университетах. Ее книга «Жизнь Сартра» объемом в 600 страниц переведена на многие языки. В этом фундаментальном исследовании читатель найдет Сартра — философа, прозаика, драматурга, эссеиста, политика, медиума культуры, суперзвезду космополитизма, вождя яркого динамичного движения. Все ипостаси многогранной личности Сартра переданы Анани Солель с достаточной полнотой. Хуже дела, когда она описывает Сартра-человека. Врожденное, по-видимому, целомудрие не позволяет ей перебирать грязное белье или заглядывать в замочную скважину алькова.

Нас же в данном случае интересует исключительно Сартр-человек, отличавшийся бешеным темпераментом, страстью к полигамии, наркотикам и другим отклонениям от нормы.

* * *

Маленький Жан-Поль был похож на ангелочка. Женщины любили гладить его золотистые кудри. Но в 1912 году произошло ужасное. Дедушка Шарль отвел ангелочка в парикмахерскую, где безжалостно обошлись с украшением его головы. Мама Анн-Мари потеряла свое золотое сокровище, превратившееся в гадкого утенка. Это было похоже на экзекуцию и стало зародышем мучительных комплексов, от которых Сартру не удалось избавиться до конца.

Сартру 30 лет. С неудовольствием смотрит он в зеркало. «Господи, что за маловыразительная рожа. Ни тени одухотворенности. Обладателю такой физиономии надо сидеть дома и не рыпаться», — думает Жан-Поль, преподаватель провинциального колледжа, не помышлявший в те времена о славе.

Через десять лет он уже символ интеллектуального возрождения Франции, пророк экзистенциализма, ведущий публицист и писатель.

Его чувственные губы сводят прекрасный пол с ума. Его умные, выразительные, хитро поблескивающие за надежным укрытием толстых линз глаза действуют на женщин, как взгляд кобры.

— Ну что ж, — пожимает плечами Сартр, — это слава.

Да, это слава, и он умеет ею пользоваться.

У него было такое же детство, как у многих одаренных детей.

«Я начал свою жизнь, как, по всей вероятности, и кончу ее, среди книг», — писал он много лет спустя. Книги раскрепостили его воображение, и, переживая острейшие эмоции в выдуманном мире, он надолго утратил интерес к реальной жизни. Шумные игры не любил. Сверстников чуждался. И они его не любили. Бывшие одноклассники вспоминают, что Жан-Поль был плохим товарищем. Высокомерным и капризным.

Чтобы утвердить свое превосходство, он в 15 лет выдумал, что живет с женщиной.

— Мы встретились в парке, и нас сразу же потянуло друг к другу, — надменно вскинув голову, рассказывал Жан-Поль обступившим его товарищам. — Она повела меня в гостиницу, и там мы проделали все то, о чем вы читаете в дрянных порнографических книжках.

Ему не поверили. Тогда он попросил горничную своей матери написать ему письмо, начинающееся словами: «Жан-Поль, любимый!» Этот образец эпистолярного искусства он с торжеством зачитал в классе. Но товарищи докопались до истины. Насмешки и издевательства долго сопровождали его.

В 35 лет он впервые пережил психологический кризис. Был он тогда рассеянным интеллектуалом с явно выраженными признаками мании величия. Жаждал острых ощущений, его нервная система нуждалась в сильной встряске. И Сартр с той же решимостью, с какой все делал в жизни, вступил в волшебный и опасный мир наркотиков.

Первое путешествие туда не принесло радости. Сартр выбрал наркотик, вспышкой ослепляющий душу, превращающий ее на шесть часов в цветущий сад. Но он также мог низвергнуть душу в мрачные бездны, и именно это произошло с Сартром.

Вспоминает Симона де Бовуар: «Глаза Сартра остекленели, крупные капли пота выступили на побледневшем лице. Предметы, которые он видел перед собой, ожили, угрожающе задвигались, изменили форму. Туфли под вешалкой зашевелились, превратились в две Медузы Горгоны. Из каждого угла на него скалились жуткие кривляющиеся хари.

— Нет, — сказал Сартр, придя в себя и отдышавшись, — эта штука не для меня».

И он перешел к алкоголю. Глушил виски стаканами. Лихорадочно курил, глотал таблетки и наконец впадал в состояние транса. Тогда садился к столу и писал, как одержимый. И чем изощреннее он издевался над своим телом, тем лучше писал.

Все больше сигарет и алкоголя. Скукоживаются часы сна. Разгоряченный мозг мстит за все излишества приступами мигрени и нервным стрессом. Вся механика тела работает на максимальном режиме даже ночью, пока лошадиные дозы снотворного не приглушают ее на короткое время.

Чувствуя себя на грани полного физического истощения, Сартр прибегает к помощи коридрона. В 50-е годы считалось, что этот сильнодействующий наркотик расширяет границы человеческих возможностей, увеличивает творческую потенцию.