На следующий день ему позвонил Хаим Ласков.
— Прости, — сказал он, — но я не мог прийти. Завтра я должен стать начальником генштаба. Мне намекнули, что если я пойду на похороны, то не получу этой должности.
Вот и все. Осталось рассказать эпилог.
Ити продолжал искать ниточку, уцепившись за которую, мог бы распутать весь клубок. И был вознагражден за свои усилия. Он нашел тайник отца. В нем лежал старый портфель. Там было все: документы, дневник, разные бумаги, относящиеся к самым секретным событиям того времени.
И записка: «Ити, если ты решишь обнародовать эти материалы, то используй все. Я запрещаю делать это выборочно. Отец».
Ити: «Когда я ознакомился с тем, что попало в мои руки, то несколько ночей не мог спать. После серьезных раздумий я отказался от мысли взорвать эту бомбу. Она уничтожила бы все… С десяток виднейших политических деятелей государства должны были бы пустить пулю себе в лоб. Кто знает, в каком водовороте мы все оказались бы тогда?»
Ити не смог сохранить свою находку в тайне. Поползли слухи. Он обнаружил, что его телефон прослушивается. За ним установили слежку.
«Воры» проникли в дом и все вверх дном перевернули.
Все кончилось после того, как Ити написал резкое письмо Бен-Гуриону.
Ити: «Найденные мною документы неопровержимо свидетельствуют о том, что Старик все знал и о деле Тубянского и об Амстере. Отец лишь выполнял его распоряжения. Отец так упорно занимался делом Абы Хуши лишь потому, что этого хотел Бен-Гурион, которого тревожила растущая популярность хайфского лидера».
Прошло много лет. Целые десятилетия. Ити не опубликовал ни одного документа из старого портфеля. К чему ворошить былое? И вообще, кто нуждается в истине? И, самое главное, Ити чувствовал, что отец не желал бы ни нового ажиотажа вокруг своего имени, ни политического скандала.
Ити: «Мне плевать на историю. Я знаю настоящего Исера Беери, своего отца. Этого достаточно».
Сирийская военная разведка неожиданно обнаружила в Дамаске странный радиопередатчик. Он передавал шифровки. Ни один западный разведчик в Сирии не пользовался радиосвязью. В этом не было необходимости, поскольку передатчики легально имели все посольства.
Значит, в столице Сирии действовал израильский агент. Сигналы его слабого передатчика шли только в одну сторону, следовательно, инструкции он получал через открытый эфир, ловя их обычным радиоприемником.
Подобный способ израильская разведка практиковала уже давно. Это было очень удобно из-за небольших расстояний между Иерусалимом и некоторыми арабскими столицами.
Сирийскую секретную службу подняли на ноги. Начальник военной разведки полковник Сувейдани был потрясен, когда ему доложили, что радиосигналы таинственного передатчика посылаются из района Абу-Румена. Это означало, что резиденция шпиона находится рядом с генеральным штабом. Наглость агента взбесила полковника.
Сувейдани решил любой ценой захватить шпиона с поличным. Техники сирийской военной разведки терпеливо прочесывали дом за домом в квартале Абу-Румена. На дамасской телефонной станции специально то выключали, то включали кабель этого района. Техники лазили по крышам, проверяя размеры, конфигурацию и ориентировку радиоантенн.
Военная машина, оснащенная специальной аппаратурой, периодически появлялась на улицах Абу-Румены — каждый раз с новым номером, чтобы не спугнуть того, кого искали. Пеленгатору мешали многочисленные сигналы посольских передатчиков.
Полковник Сувейдани еще раз изумился, когда ему донесли, что слабые сигналы радиопередатчика исходят из квартиры Кемаля Амина Таабе, бизнесмена с безупречной репутацией. Правда, полковнику было известно, что Таабе ни разу не посещал мечети, но ведь это не повод для обвинения в шпионаже…
Эли Коэн отдернул занавес и тщательно осмотрел улицу. Ничего подозрительного. Ветер со щемящей злобой гонит по пустынной мостовой консервную банку. Полумесяц мечети сверкает в холодных лучах январского солнца. А это что? Тихое шуршание мотора. По улице медленно двигается белый «мерседес» с темными стеклами и сразу сворачивает за угол. Вероятно, старшие офицеры направляются в генеральный штаб.
Коэн успокоился. Можно начинать работу. Когда Коэн-Таабе принимал шифровку из Тель-Авива, сильнейший удар выбил дверь его квартиры. В спальню ворвался полковник Сувейдани.
Его взгляд упал на демаскированную аппаратуру.
— Вы захвачены с поличным, — крикнул он. — Надеюсь, у вас не хватит наглости это отрицать.
Стоявший у кровати высокий красивый человек улыбнулся полковнику с такой безмятежностью, что у того на секунду дрогнуло сердце.
— Что это за комедия, полковник? — спросил Таабе. — Вы ведь отлично знаете, кто я.
— Наглость вас не спасет, — выкрикнул полковник. — Ваше подлинное имя?
— Кемаль Амин Таабе, иммигрант из Аргентины.
— Отлично, — сказал полковник Сувейдани, наблюдая, как его люди складывают мини-аппаратуру шпиона. — Вам придется ответить на все мои вопросы позднее.
Эли Коэн посмотрел на часы. Они показывали без четверти восемь утра. На циферблате он успел разглядеть и дату: 21 января 1965 года. В этот день кончилась его жизнь. В штабе Мосада уже знают, что произошло несчастье. Но руководители израильской разведки отказываются этому верить. Снова и снова они вызывают своего лучшего агента.
Дамаск не отвечает…