Однажды утром в кабинет начальника Службы безопасности Амоса Манора вошел высокий широкоплечий человек в мешковато сидевшем на нем костюме, не скрывавшем военной выправки.
Манор, сидевший за обычным канцелярским столом, что-то писал и не поднял головы. Руководитель оперативного отдела Цви Малхин молча ждал. Шеф отложил ручку и жестом пригласил его сесть. Сам же встал и, расхаживая по кабинету, негромко заговорил, переходя к делу.
— Твои ребята занимаются ерундой. Никакого толку от того, что они гоняются за русскими дипломатами по всему Израилю! Это уже не только бездарно, но и смешно.
Манор помолчал, как бы предлагая своему лучшему оперативному сотруднику разделить с ним возмущение. Потом произнес с ядовитым сарказмом:
— Я хочу все же знать, кто является резидентом КГБ в Израиле. Надеюсь, что уже в ближайшее время ты удовлетворишь мое любопытство.
И сухо кивнул, давая понять, что разговор окончен. Малхин покинул кабинет шефа с угрюмым лицом. Он-то знал, что КГБ с размахом развернул в Израиле шпионскую деятельность. 80 % сотрудников посольства в Рамат-Гане были агентами этой организации, являющейся грозным противником для любой контрразведки.
Служба безопасности, разумеется, не бездействовала. Был разоблачен и арестован профессор Хайфского политехнического института, ученый с мировым именем Курт Сите, оказавшийся советским шпионом. Была обезврежена советская агентурная сеть в Галилее.
«Все это хорошо, — думал Малхин, — но кто же, черт возьми, является резидентом КГБ в Израиле?» Ответить на этот вопрос было непросто.
Малхин понимал, что его агенты тратят время впустую, занимаясь слежкой за мелкой рыбешкой. А кит-резидент плавает себе спокойно и в ус не дует, посмеиваясь над усердием израильской контрразведки. Цви Малхин ничего не ждал от слежки за сотрудниками посольства, но и снять он ее не мог, не возбуждая подозрений… «Они привыкли к эскорту, — подумал он о советских дипломатах, — и его надо пока оставить».
Недели складывались в месяцы, а Малхин все не мог удовлетворить профессиональное любопытство своего шефа. Его люди работали с исступлением, ибо было задето чувство их профессиональной гордости.
— Не являйтесь на работу, не приготовив домашнего задания, — приказал Малхин. И агенты секретной службы изучили все, что только было возможно. С закрытыми глазами могли они ориентироваться в хитросплетении узких переулков старого Яффо, знали в лицо всех своих подопечных, изучили их привычки, манеры. Каждый день прокручивал Малхин на своем экране ленту с загадочными славянскими физиономиями, и его сотрудники должны были в считанные секунды определить «кто есть кто».
Агенты Малхина крутились в крупных торговых центрах на Алленби и Дизенгоф, наблюдая, как их подопечные совершают покупки.
«Мы знали, — вспоминает Малхин, — что, если жена какого-нибудь дипломата начинает закупать меха, значит, его отзывают в Москву».
— Ты действуешь непростительно медленно, — предупредил Малхина шеф. — Так мы его упустим.
— А разве мы его уже выследили? — усмехнулся Малхин.
Все данные указывали на то, что резидентом КГБ в Израиле является научный атташе советского посольства Юрий Носков, напоминавший внешним видом великолепного хищного зверя. Он выглядел, словно сошел с экрана, этот мускулистый, высокий, голубоглазый блондин, одевавшийся к тому же с безукоризненным вкусом. Настоящий Джеймс Бонд!
Носков покидал посольство в восемь утра и возвращался в полночь. Следившие за ним агенты валились с ног. Где он только ни бывал, с кем ни встречался, пересекая всю страну из конца в конец без всякой видимой цели. Над своим эскортом он явно издевался. То, заходя в ресторан, с добродушнейшей улыбкой приглашал широким жестом составить ему компанию, дерябнуть по маленькой. То с наивным видом подходил к израильским агентам и просил сигарету, хотя не курил.
Малхин догадался наконец, что Носков — подставная фигура, у которой нет иной цели, кроме привлечения внимания израильской разведки. А настоящий резидент тем временем действует без помех.
Но кто же он?
«Носков слишком бросается в глаза, а резидент должен производить впечатление личности серой и заурядной, — размышлял Малхин. — Он давно в поле нашего зрения, но мы его просто не замечаем».
Малхин созвал экстренное совещание сотрудников.
— Кто, по-вашему, резидент? — спросил он. — Высказывайте свои соображения, не стесняйтесь.
Присутствующие оказались единодушного мнения: — Носков!
— Ну а если нет?
Посыпались другие имена. Один из агентов выкрикнул:
— Соколов!
Все расхохотались. Пресс-атташе советского посольства Владимир Соколов принадлежал к людям, одним своим появлением вызывающим снисходительно-презрительные улыбки. Маленький, лысый, с округлившимся от привычного довольства животиком, подслеповатый, с добродушным, круглым, как луна, лицом, он забавно семенил на тонких ножках. Одевался неряшливо и совсем не следил за собой. Туповатый, смешной, опустившийся советский чиновник, которому давно перевалило за пятьдесят.
У сотрудников Службы безопасности Соколов не вызывал подозрений. Седьмой год ошивался он в советском посольстве, и создавалось впечатление, что в Москве забыли о его существовании, и только поэтому не отзывают. Соколов же, словно боясь напомнить о себе, все эти годы ни разу не был в отпуске на родине.
— Соколов, — смеялись развеселившиеся сотрудники. Малхин, смеявшийся больше всех, вдруг стал серьезным и бросил: — Да. Соколов. Займитесь им немедленно.