Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга 2 - Страница 54

Адвокат перевел дыхание. Сувейдани молчал. Потом встал и произнес: — В эту минуту я жалею, что мои принципы не позволяют мне вступать в сделку с врагом. Я ведь присягал президенту Хафезу в верности…

Президент Хафез склонялся к тому, чтобы судить израильского шпиона открытым судом и придать всему делу общественный резонанс. Президента поддержала группа офицеров, командующих боевыми частями на Голанских высотах. Но влиятельные офицеры генерального штаба, в основном, те, кто поддерживали тесные контакты с Эли Коэном, всячески противились открытому суду. Они боялись, что на открытом судебном процессе будут названы их имена, и потому требовали немедленной казни человека, который так много знал.

Эта внутрисирийская борьба, сопровождавшаяся взаимным ожесточением, не облегчила участи Эли Коэна. Напротив. Его отдавали палачам то одного, то другого враждующего лагеря. И каждая из сторон старалась получить от него компромат на противников.

Судьба Эли Коэна была решена, как только выяснилось, что он стал орудием в не утихающей в Сирии внутриполитической борьбе.

Поэтому Израиль не только не смог спасти своего лучшего агента, но даже тело его не получил для захоронения на еврейском кладбище.

ПОЕДИНОК

Странная история произошла с Ибрагимом, жителем Восточного Иерусалима, когда он возвращался из Аммана на Западный берег Иордана, бывший до Шестидневной войны составной частью Хашимитского королевства и перешедший под израильский контроль после поражения арабов.

На мосту Алленби сотрудники израильской администрации встретили Ибрагима с необычайной сердечностью. Не в первый раз навещал Ибрагим своих родственников в Аммане и всегда часами простаивал в длинных очередях под палящим солнцем, выполняя всяческие формальности, тщательно продуманные изощренными умами израильских бюрократов.

На сей раз все было иначе. Ибрагим, мужчина в расцвете сил, худой и поджарый, как афганская борзая, убежденный холостяк с длинным, похожим на складной нож телом, по профессии — физик, а по роду занятий — безработный, сразу насторожился, когда израильский пограничник, раскрыв его паспорт, сказал с подкупающей теплотой:

— С вами хотят побеседовать, Ибрагим.

Его привели в барак, где навстречу поднялся крепыш в военной форме без знаков различия на выцветшей гимнастерке. Одарив Ибрагима улыбкой и с чувством пожав его руку, крепыш сказал:

— Отныне вам не придется простаивать в очередях, выполняя наши глупые формальности. Мы знаем, что у вас родственники в Аммане. В дальнейшем вы сможете посещать их, когда вам заблагорассудится. О, не благодарите нас, — поднял крепыш вверх мускулистую руку, хотя изумленный Ибрагим и не собирался благодарить. — Мы слышали о вас много хорошего. Вы еще убедитесь, что с нами можно ладить. Единственная просьба: зайдите завтра в наш спецотдел в Иерусалиме. С вами хочет познакомиться Давид. Пока же ваш паспорт останется у нас. А теперь вы свободны и можете ехать к родителям. Всего наилучшего.

Растерянный Ибрагим с трудом выдавил слова благодарности и вышел. Сел в такси, отправлявшееся в Восточный Иерусалим. На душе было неспокойно. В голове мелькали хаотичные мысли: «Чего хочет от меня этот крепыш? Почему именно меня вытащили, как рыбку, из длинной очереди возвращенцев? Почему крепыш оставил у себя мой паспорт? Чем я заслужил столь особое отношение? И кто такой этот Давид? Почему я должен к нему идти? А может мной заинтересовалась израильская разведка, желающая выяснить причину моих столь частых поездок в Амман?»

Ибрагим старался отогнать беспокойные мысли. «Ничего страшного, — утешал он себя. — Скажу Давиду, что ищу работу по своей специальности, что ради этого я готов отправиться даже в ад. Безработный физик быстро теряет квалификацию. Он должен это понять. Я объясню, что в Аммане живут мои родственники, желающие мне помочь. Они солидные люди, далекие от политики, не желающие иметь с нашими экстремистами ничего общего».

И в родительском доме чувство беспокойства не оставляло Ибрагима. Ночью он долго ворочался. Не мог уснуть. С нетерпением ждал рассвета, чтобы отправиться к Давиду и покончить наконец с этим делом.

В сером, ничем не примечательном здании охранник долго изучал его документы. Потом велел подняться на второй этаж, в комнату номер семь. Ибрагим очутился в просторном кабинете, где за массивным письменным столом что-то писал человек в белой рубашке с галстуком.

Занятый своим делом, он не обращал на гостя никакого внимания. Томительно тянулись минуты. Наконец человек этот поднял голову с грубоватыми, но внушительными чертами лица и посмотрел на посетителя тяжелым взглядом. У Ибрагима мурашки пробежали по коже.

Хозяин кабинета встал, оказавшись неожиданно высокого роста.

— Ибрагим? — спросил он резко. Струсивший Ибрагим пробормотал: — К вашим услугам.

Давид молчал, продолжая бесцеремонно его рассматривать. Ибрагим опустил глаза. Давид вдруг рассмеялся:

— Да не дрожи ты так, — сказал он, стараясь придать мягкость своему голосу. — Тебе нечего бояться. Если бы было нужно, мы арестовали бы тебя на мосту Алленби.

Давид раскрыл ящик письменного стола и небрежным жестом бросил на стол иорданский паспорт.

— Возьми, — улыбнулся он. — У нас нет к тебе никаких претензий. И все же я хочу тебя спросить, как поживает Абу-Исмаил?

— Это имя мне незнакомо. Кто такой Абу-Исмаил?

— Ты меня огорчаешь, Ибрагим, — улыбка Давида стала напоминать волчий оскал. — Абу Исмаил — кличка твоего отца. Может ли сын об этом забыть?